«Прокурорский налет»
Товарищ Валерий Абрамкин, автор, среди всего прочего, и лекции «Тюрьма и Россия», из-за которой все и началось, пишет о том, как на него наехали прокурорские работники, придя в девять вечера:
«…прокурорские стали требовать от жены объяснений в порядке ст.ст. 154-155 УПК РФ. С текстом поручения я не знаком, но о сути дела могу судить по письму начальника управления информации и общественных связей Генеральной прокуратуры РФ Н.Б. Вешняковой И.о. Генерального прокурора РФ Бирюкову Ю.С.
…
«Ставлю Вас в известность, что на Интернет-сайте “Полит.ру” 19.03.2005 был опубликован полный текст лекции директора Центра содействия реформе уголовного правосудия Валерия Абрамкина и заместителя директора этого центра Людмилы Альперн — “Тюрьма и Россия”.
…
В тексте выступления обращает на себя внимание высказывание Валерия Абрамкина, которое звучит следующим образом: “Я не буду дальше углубляться, добавлю просто, что предательство есть самый страшный грех в зоне. За шесть лет мне лично пришлось участвовать в убийстве семи человек. Убитыми были предатели и “прессовщики”.
…»
Наверное, вам этот текст покажется бредовым, с учетом, скажем, того обстоятельства, что я освободился двадцать лет тому назад, а срок давности по особо тяжким преступлениям, даже если предположить, что я их совершал, — 15 лет.»
Вообще-то, «Недонесение о преступлениях» — это статья 190 УК РСФСР, который на тот момент действовал. Убийство, что простое, что квалифицированное, относится к этим самым «преступлениям». То есть, недонесение — уже самостоятельный состав. А во-вторых, никогда нераскрытые убийства не прекращались за истечением срока давности. Поскольку неизвестно, простое это убийство, или с отягчающими обстоятельствами. За последнее УК РСФСР предусматривал смертную казнь (как и УК РФ, кстати). А в его статье 48 говорилось, что срок давности за такие преступления применяется судом (в УК РФ — то же самое предусматривается статьей 78. Так что ни одно нераскрытое убийство за давностью у нас не прекращается, в нашей прокуратуре такие дела лежат то ли с сороковых, то ли с пятидесятых годов (у шефа в сейфе даже рапорты из НКВД где-то были).
Ну и, естественно, далее следует праведный гнев:
«…в чем была срочность прокурорского налета, зачем надо было издеваться над женщиной, укладывающей спать больного ребенка? Зачем надо было ломиться в квартиры наших соседей по лестничной площадке и требовать от них объяснений по поводу доклада “Тюрьма и Россия”, прочитанного мною в марте этого года? Что, реального криминала в Москве не хватает, чтобы заниматься виртуальным? Зачем надо было отряжать такую группу детективов для налета на дом человека, посмевшего высказать свою точку зрения по поводу положения дел в российской тюрьме? Не было возможности, что ли, сил — спечатать повестку, они сейчас стандартные и есть во всех прокурорских компьютерах, и послать на домашний и рабочий адрес?»
Лично я бы господину Абрамкину порекомендовал впредь не говорить фигни и следить за лексиконом (т.е., фильтровать базар). Помнится, такой анекдот был политический, с финалом «если пишешь и подписываешь — не удивляйся»: вот, тот самый случай. Впрочем, как оказалось, под «участвовать» понималось простое присутствие при экзекуциях.
Но товарищ Абрамкин продолжает абижацца:
«Добавлю еще: все господа, дававшие указания о налете на мой дом, — натуральные мерзавцы, сталинские опричники. Думаю, имею я сейчас моральное право на такое дополнение как частное лицо, над семьей которого эти опричники измывались на протяжении тридцати лет (включая шесть лет моего срока) и сейчас измываются, имею.»
«Оскорбление, содержащееся в средствах массовой информации», УК, статья 130, часть 2. А, нет, даже хуже: «Оскорбление представителя власти», статья 319. Впрочем, с доказыванием будут проблемы: о том, что «имярек — казел», открытым текстом не говорится.
А потом ведь снова удивляться будет: а чего-й то к нему прокурорские зачастили…
