Жалоба в Конституционный суд Шайхутдинова Ф.А.

Обсуждение

В КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Заявитель: Шайхутдинов Фанис Аглямович, прож.: г.Набережные Челны, ул.Яшьлек д.51 кв.463.

Адрес местонахождения заявителя в день подписания настоящего Обращения: г.Казань, ул.Большая, дом 98, ФГУ ИЗ-16/2 ГУФСИН РФ по РТ.

Представитель заявителя (доверенность приложена): адвокат ______________________, 420_____, г.Казань,

Должностное лицо (орган), подписавшее акт, конституционность которого подлежит проверке: Президент Российской Федерации, г.Москва, Кремль.

Орган, принявший акт, подлежащий проверке: Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации, 103265, г. Москва, ул. Охотный ряд, д.1

ОБРАЩЕНИЕ (ЖАЛОБА)

на нарушение конституционных прав статьями 42, 45, 49, 50, 51, 52, 277, 336, 328, 377, 381, 385 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, принятого Федеральным Законом от 18 декабря 2001 г. N 177-ФЗ "О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации".

1.Источник официального опубликования акта:

Текст Уголовно-процессуального Кодекса опубликован в "Российской газете" от 22 декабря 2001 г. N 249, в Собрании законодательства Российской Федерации от 24 декабря 2001 г. N 52 (часть I) ст. 4921.

2. Нормы Конституции и Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. «О Конституционном суде Российской Федерации», дающие право на обращение в Конституционный Суд Российской Федерации: Нормативным основанием для обращения в Конституционный суд являются положения ч.2 ст.45 и ч.4 ст. 125 Конституции РФ и положения ч.2 ст. 36 и ч.1 ст. 96 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. «О Конституционном суде Российской Федерации».

3. Конкретные основания к рассмотрению обращения Конституционным Судом:

В г.Бугульма Республики Татарстан, Российская Федерация, 8 января 2005г. произошел взрыв, в результате которого была выведена из строя труба коммунального газопровода.

Шайхутдинову Ф.А. (заявитель настоящей жалобы), а также Гумарову Р.Ш. и Ишмуратову Т.Р. были предъявлены обвинения в совершении преступлений, предусмотренных ч.3 ст. 222 («Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств») и ч.3 ст.205 («Терроризм») Уголовного Кодекса Российской Федерации.

Заявитель, а также Гумаров Р.Ш. и Ишмуратов Т.Р. были обвинены в том, что они в составе организованной группы совершили терроризм, то есть взрыв, создающий опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба и наступления иных общественно опасных последствий в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения и оказания воздействия на принятие решений органами власти.

Кроме того, указанные лица были обвинены в том, что они в составе организованной группы совершили незаконные приобретение, передачу, хранение, перевозку и ношение взрывного устройства.

В Верховном Суде Республики Татарстан с 12 сентября по 30 сентября 2005г. проходило производство в суде первой инстанции, в котором с участием суда присяжных под председательством федерального судьи Верховного Суда Республики Татарстан Галиакберова А.Ф. рассматривалось уголовное дело по указанному обвинению.

28 сентября 2005г. суд присяжных единодушно вынес оправдательный вердикт в отношении всех обвиняемых, включая и заявителя настоящей жалобы, по всем пунктам предъявленного обвинения.

На основании оправдательного вердикта 30 сентября 2005г. было постановлено Решение Верховного Суда Республики Татарстан, которым Гумаров Р.Ш, Шайхутдинов Ф.А. и Ишмуратов Т.Р. были оправданы по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 222 ч.3 и 205 ч.3 УК РФ.

Прокурор не согласился с оправдательным приговором. И на основании права, предоставленного ему ст. 354 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и по мотивам названных, но не указанных им существенных нарушений процессуального закона, которые ограничили право прокурора на представление доказательств и повлияли на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них, 30 сентября 2005г. сдал в канцелярию Верховного Суда Республики Татарстан т.н. предварительное кассационное представление. В указанном документе прокурор указал, что им – после ознакомления с протоколом судебного заседания — будет принесено дополнительное кассационное представление с приведением соответствующих доводов. 20 октября 2005г. прокурором было сдано т.н. дополнительное кассационное представление, датированное этим же днем, в котором были приведены доводы различного характера, которые, по мнению прокурора, свидетельствуют о существенных нарушениях уголовно-процессуального закона, достаточных для отмены оправдательного приговора.

17 января 2006г. Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации было вынесено Кассационное Определение (№ 11-005-100сп), которым названный оправдательный приговор от 30 сентября 2005г. был отменен и дело было передано на новое рассмотрение в тот же суд.

При этом в качестве оснований для отмены оправдательного приговора послужили персональные данные в отношении одного из присяжных, а также поведение, высказывания адвокатов подсудимых и реакция на это поведение председательствующего.

Со26 апреля 2006г. по 12 мая 2006г. В Верховном Суде Республики Татарстан имело место новое (повторное) рассмотрение уголовного дела по обвинению заявителя настоящей жалобы, в котором с участием нового состава суда рисяжных под председательством судьи Верховного суда Республики Татарстан Кондратьева П.М. рассматривалось уголовное дело по указанному обвинению.

Вердиктом коллегии присяжных, оглашенным 5 мая 2006г. заявитель и друге обвиняемые были единодушно признаны виновными по всем пунктам обвинения.

На основании обвинительного вердикта 12 мая 2006. был постановлен обвинительный приговор.

Указанный обвинительный приговор, как не вступивший в силу, защитником Заявителя и защитниками других осужденных был обжалован в Верховный суд Российской Федерации (в кассационную инстанцию).

В ходе предварительного следствия и судебного разбирательства неоднократно применялись обжалованные настоящим нормы Уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации, которые являются неконституционными.

Неконституционность обжалованных норм обнаруживают следующие обстоятельства их применения в деле Заявителя и возникающие в связи с применением вопросы.

1. Вопрос о неконтролируемом доступе стороны обвинения к персональным данным присяжных заседателей и членов их семей, которого не имеет сторона защиты. Вопрос об отсутствии проверки со стороны суда кассационной инстанции законности получения стороной обвинения информации о присяжных.

Оправдательный вердикт был отменен Верховным судом среди прочих (их всего два) на том основании, что один из присяжных скрыл информацию о том, что он привлекался к административной ответственности. Данные о привлечении этого присяжного были предоставлены стороной обвинения. При этом законность получения этих сведений не проверялась судом (а они незаконны, так как закон до сих пор не установил порядка получения персональных данных о присяжном, которым бы могли пользоваться в равной степени сторона обвинения и защиты). Это означает неконституционность ч.3 ст.328, ч.6 ст.377, п.2) ч.2 ст.381 УПК РФ: как нарушающих установленный в ст.19 Конституции РФ принцип равенства каждого перед законом и судом и как допускающие – в противоречии со ст. 50 Конституции — в качестве оснований для отмены такие, которые
установлены с помощью доказательств, добытых с нарушением федерального закона (нарушение закона состояло в том, что закон не установил легального порядка получения персональных данных о присяжных заседателях).

2. Вопрос о расширительном толковании статьи 385 УПК РФ, которое лишает сторону защиты права законной критики содержания доказательств, представленных стороной обвинения и создает ничем не неограниченное количество случаев, когда была бы возможной отмена оправдательного приговора.

2.1. Отмена оправдательного приговора состоялась в связи с тем, что по мнению суда имело место сокрытие сведений о привлечении самих кандидатов к административной ответственности. Сокрытие этих сведений повлияло на объективность и беспристрастность присяжных заседателей, на их ответы на поставленные вопросы (ч.2 ст. 385 УПК РФ), ограничило право прокурора на представление доказательств, нарушило принцип равноправия и состязательности сторон.

Во-первых, эта группа доводов не имеет отношения к заявленным им существенным нарушениям процессуального закона, которые ограничили право прокурора на представление доказательств и повлияли на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них. Норма ч.2 статьи 385¹ УПК РФ не говорит о влиянии на содержание ответов. Она не находится в нормативной связи с нарушениями ст.ст. 292 и 336 УПК РФ. Эта норма очевидным образом может находиться в системной связи только с нормами, имеющими отношение к представлению доказательств, нормами, имеющими отношение к постановке вопросов перед заседателями (ст.ст.338, 339 УПК РФ) и связанными с последними нормами, имеющим отношение к формулированию ответов (ст.ст.340-344 УПК РФ).

Иной подход выхолащивает смысл существования нормы (делая ее тем самым неконституционной), которой установлены исключительные случаи, когда допустима отмена оправдательного приговора, вынесенного на основании оправдательного же вердикта. Недопустимый подход к широкому толкованию этой нормы приводит к тому, что любые в принципе нарушения уголовно-процессуальной нормы могут образовать собою возможность влияния на ответ присяжных. В данном случае норма закона истолкована совершенно неконституционно и это видно из того, что в кассационном определении идет речь о влиянии на решение присяжными по поставленным вопросам, хотя закон говорит – о влиянии на содержание ответов. Содержание которых – это проголосованное «да» или «нет» на поставленный вопрос, с пояснительным словосочетанием, воспроизводящим существо вопроса².

Более того, Закон говорит не о влиянии на вопрос и о влиянии на ответ, но о влиянии на вопрос и ответ. То есть в случаях, когда сформулированные вопросы предопределяют ответы на них. Примером нарушения ч.2 ст. 385 УПК РФ является вопрос такого рода: «Является ли подсудимый, человек, не разбирающийся в вопросах взрывного дела, давший свои показания на предварительном следствии под давлением, виновным в совершении подрыва газопровода?». Очевидно, что в приведенном примере формулировка вопроса некоторым образом уже предопределяет ответ. Наличие в норме закона союза «и», а не союза «или» определяет для суда, обязанного толковать закон то, что влияние, о котором говорится в норме ч.2 ст.385 УПК РФ должно касаться как вопроса, так и ответа одновременно, а не по отдельности.

Разницу между «ответом» и «решением» видно из следующего. Решение по поставленным вопросам принимается каждым из присяжных заседателей согласно его внутреннего убеждения, и в соответствии с этим он и голосует за тот или иной вариант ответа. Содержание ответа – отрицание или согласие. Таким образом, влияние на решение, принимаемое тем или иным присяжным, о котором только и говорится в кассационном определении суда не то основание для отмены оправдательного приговора, которое указано в ч.2 ст. 385 УПК РФ.

Смешение категорий «решения» и «ответа» вызвано неправильным пониманием нормы ч.2 ст.385 УПК РФ, лишающим ее конституционного духа и содержания, поскольку неправильно истолкованный закон (его расширительное толкование, в частности), и его дальнейшее применение здесь нарушают конституционный принцип равенства всех перед законом и судом и, последовательно, принцип судопроизводства осуществляемого на основе состязательности и равноправия сторон. Не может идти речи
о равенстве всех перед законом если по разному трактуется (а в дальнейшем и реализуется) содержание объема допустимого поведения, объем прав и обязанностей субъектов правоотношении, заложенных в норме права, закрепленной в свою очередь в законе. Из этого последовательно вытекает принципиальная невозможность осуществления судопроизводства на основах состязательности и равноправия сторон в рамках судебного процесса.

В-вторых, норма ч.2 ст.385 УПК РФ не упоминает такого, существенного для целей отмены оправдательного вердикта, мотива как возможность³ повлиять на содержание вопросов и ответов. Закон четко отличает такие категории, как возможность наличия чего-либо и наличие того же самого. Так, в статье 381 УПК РФ эти категории различаются⁴. Соответственно, различен и подход, основанный на принципе состязательности, в доказывании обозначенных предметов. Одно дело – доказывать возможность чего-нибудь, другое – наличие этого же самого. Ни прокурор в своем кассационном представлении, ни суд в кассационном определении не указывают на доказательства наличия влияния на содержание ответов присяжных, ограничившись заключением о возможности наличия такого влияния. То есть презюмировав то, наличие чего необходимо было доказывать.

Тут можно было бы сделать ссылку на положение п.5) ч.3 ст. 340⁵ УПК РФ, которая провозглашает правило толкования любых сомнений – в том числе и в части толкования законов — в пользу подсудимого, однако, на наш взгляд никаких сомнений тут и быть не может: обвинитель должен доказать наличие влияния на содержание ответов.

Видимая невозможность такого рода доказательств не должна служить оправданием замене возложенной законом задаче доказывания наличия влияния на доказывание возможности такого влияния.

При этом, даже и доказывания возможности такого влияния в данном случае не произошло, суд ограничился презумпцией такого влияния. На самом деле, в данном случае просто неправильно истолкован закон и последствия этого выражаются, опять таки, в нарушении указанных выше конституционных принципов и правах Заявителя.

2.2. Другое основание для отмены оправдательного приговора – это то, что суд нашел нарушения процессуального закона в поведении защитников, их высказываний, нарушившими ч.ч. 2 и 3 ст. 336 УПК РФ, что является по мнению суда существенным нарушением Уголовно-процессуального Закона, повлиявшими на объективность и беспристрастность присяжных заседателей, на их ответы на поставленные вопросы, оказали влияние на формирование мнения присяжных заседателей при вынесения ими вердикта, нарушило принцип равноправия и состязательности сторон в суде. Судом установлена была нормативная связь между нарушениями, предусмотренными ч.ч.2,3 ст. 336 УПК РФ и основанием отмены оправдательного приговора, предусмотренным положением ч. 2 ст. 385 УПК РФ.

К такого рода нарушениям относятся, по мнению стороны обвинения, поддержанному судом, недопустимые высказывания адвокатов, касающиеся оценки доказательств, которые признаны судом допустимыми, в части их «собирания и получения». Пример, приводимый прокуратурой (см. копию приложенного — № 25 в Перечне приложений – дополнительного кассационного представления) – сомнения, высказанные адвокатом Габдрахмановой в отношении экспертиз, которые обнаружили следы взрывчатых веществ в рюкзаке подателя настоящей жалобы и ее же указания на тот факт, что не были найдены такого же рода следы на одежде подсудимых. Также недопустимыми по мысли прокуратуры было указания адвоката на то обстоятельство, что свидетель Валиев изменил свои показания в том аспекте, что ею поставлены под сомнение достоверность изложенных им ранее се достовреность нил свои показания в том аспекте, что ею поставлены под сомнение достоверность изложенных им ранее сведений. Это означало, как это показалось прокурору, то, что адвокат ввел присяжных заседателей в заблуждение.

Другой адвокат (Саматов) – противозаконно, по идее прокурора — указал на то, что показаниям свидетелей, данным в суде, можно верить больше, так как они дали присягу: это-де обозначило сомнения в показаниях свидетелей, данных ими на предварительном следствии. Адвокат также сказал, что он сожалеет о том, что не может сказать, что предшествовало признательным показаниям, которые дали подсудимые на предварительном следствии. Эти признания были признаны судом допустимыми. Им же ставились под сомнение данные экспертиз (о взрывчатых веществах в машине и рюкзаке), которые также были признаны допустимыми, сам рассказывал о взрывчатых веществах, чем фактически навязал присяжным мнение о том, что экспертизы не могут быть приняты во внимание при определении виновности подсудимых.

Третий адвокат (Байбиков) также подвергал сомнениям показания свидетеля Валиева и признательные показания подсудимых, данные на предварительном следствии, указывал на превалирующее значение показаний, даваемых в суде, то есть коснулся вопроса получения и собирания доказательств.

Дело даже не в том, что любые высказывания адвокатов, даже и произведенные с нарушением названных прокурором норм УПК РФ, сами по себе никакого уголовно-процессуального эффекта не производят: никаких последствий, за исключением дисциплинарных (касающихся только лично адвокатов), с такими высказываниями закон не связывает. Тем более не может факт высказывания ложиться в основание отмены приговора, вынесенного на основании вердикта присяжных, являющегося оправдательным. Высказывания адвокатов приобретают в строго определенных случаях процессуальное значение только в совокупности с реакцией на такие высказывания председательствующего. Замечания на действия председательствующего – есть отдельная подгруппа из этой группы доводов прокурора, которая проанализирована нами ниже. По нашему мнению отсутствие нарушения адвокатами норм процессуального права в указанных эпизодах автоматически будет означать и отсутствие нарушения процессуального закона со стороны суда.

Суд посчитал это нарушением нормы ч.3 ст.336⁶ УПК РФ. Суд, опираясь на сложившуюся судебную практику, истолковал указанную норму как разрешающую оговоренные в ней модели поведения, в данном случае явно неправильно толкует закон. Технически эта норма является как раз обратной: в ней содержится запреты на ссылки в прениях на определенные доказательства, тем самым предоставляя возможность осуществлять любые другие ссылки и любое иное поведение и высказывание сторон⁷.

Это является важным аспектом. Если мы определим, что высказанное адвокатами – из того, что воспроизведено в тексте кассационного представления — не будет являться ссылками на недопустимые или неисследованные доказательства, то тогда тем самым мы, установив отсутствие выполнения гипотезы названной нормы, установим отсутствие нарушения самой нормы.

Как видно из текста кассационного определения суд дал понятие тому, что он подразумевает под тем, что адвокаты допускали ссылки на неисследованные судом обстоятельства. Мы, согласившись с таким определением, укажем, что закон запрещает ссылки не на неисследованные обстоятельства, но на неисследованные доказательства. Различие между указанными категориями состоит в том, что под обстоятельствами понимается то, что надо доказывать. Под доказательствами понимается то, чем мы доказываем, факты, на основе которых устанавливается наличие обстоятельств (см. по этому поводу ст. 74⁸ УПК РФ). Адвокаты в своих выступлениях не ссылались на доказательства, ими осуществлялась законная критика имеющихся доказательств (исследование о взрывчатых веществах) и допускались, действительно, ссылки на некоторые обстоятельства (о том, что не найдены следы взрывчатых веществ на одежде), которые никак не могут противоречить ч.3 ст.336 УПК РФ, запрещающей ссылки на доказательства.

Совершенно не может никак вытекать из нормы ч.3 ст. 336 ГПК РФ то, что она разрешает проводить прения лишь в пределах вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями, и как запрещающая высказывать сомнения в допустимости доказательств, не исключенных судом из судебного разбирательства. Такое расширительное толкование, которым фактически создаются новые нормы, не может иметь места как нарушающее принцип разделения властей (издание законов прерогатива законодательной власти) и фундаментальное правило толкования неясностей в законах в пользу обвиняемого, которое – толкование – также является нарушением конституционного принципа и права каждого на равенства перед законном и гарантии справедливого судебного разбирательства (на основе состязательности и равноправия сторон).

Поэтому не имеющими отношения к ч.3 ст.336 УПК РФ являются выводы суда о том, что критика относимости является недопустимой. Это не нарушает ч.3 ст.336 УПК РФ, это нарушает только то расширительное толкование, которое дал суд, добавив в названную норму новым правилом.

При этом, при общей небрежности суда к различного рода терминам, совершенно непонятно, как им проведена грань между сомнением, критикой, оценкой самого доказательства, сомнением, критикой и оценкой того, как это доказательство стало собственно доказательством (то, что называют допустимостью). То, что доказательство является допустимым (найдено и приобщено с соблюдением процессуального закона, то есть соответствует установленной форме) вовсе не означает, что оно свободно от критики его содержания, в том числе и в разрезе содержащихся в нем выводов или противоречий с другими доказательствами.

Адвокаты в данном случае совершенно законно осуществляли критику именно содержания экспертиз, показаний свидетелей.

Подход же, продемонстрированный судом и подкрепляющий сложившуюся антиконституционную практику, существенно ограничивает права защиты, нарушает принцип равенства и гарантии справедливого судебного разбирательства, строится на существенном и недопустимом расширительном толковании норм процессуального права.

Таким образом, нарушений адвокатами ч.3 ст.336 УПК РФ в данном случае не имело места, что автоматически означает, что суд и не обязан был прерывать их, делать им замечания и проч., что означает отсутствие здесь нарушений нормы ч.3 ст.336 УПК РФ и со стороны суда, о которых также говорится в кассационном представлении и кассационном определении и которые можно отнести к отдельной подгруппе доводов.

Дополнительно отмечаем то важное обстоятельство, что даже и наличие нарушений⁹, допущенных судом в части отсутствия разъяснений присяжным заседателям не может носить фатального характера. То есть никаким образом не может влиять на вывод о законности/незаконности принятого решения.

Принцип состязательности означает также, среди прочего и то, что судебную защиту получает активная сторона, которая предприняла все разумные действия, направленные на защиту своих прав. В данном случае разумным поведением со стороны прокурора являлось бы немедленное заявление возражения на действия председательствующего¹⁰. Причем, прокурор имел достаточное время для того, чтобы заявить такие возражения: между прениями сторон, имевшим место 23 сентября 2005г. и когда состоялись те самые высказывания адвокатов, до непосредственно удаления присяжных для вынесения вердикта прошло 5 дней и было еще три судебных заседания. И если уж сам прокурор, профессиональный юрист, на слух не смог обнаружить в выступлениях адвокатов те самые нарушения, о которых он, прокурор, ведет речь, то что говорить о восприятии информации простыми гражданами¹¹?

То, что прокурор не отреагировал на такие речи адвокатов соответствующим возражением, говорит о том, что не было и не могло быть никакого влияния на содержание вопросов и ответов присяжных заседателей, указанное в ст. 385 УПК РФ. Для возможного выявления этих нарушений было необходимо вдумчивое и кропотливое изучение протокола и недюжинные аналитические способности, для того, чтобы эти нарушения сделать явными. Повторяем, ни прокурор, ни присяжные этого «влияния» не заметили, достаточным доказательством чему служит отсутствие возражений со стороны прокурора на действия председательствующего.

Однако, суды вообще не обращают внимания на аспект поведения стороны обвинения, констатируя только формальное нарушение закона.

Кроме того, если обратиться к содержанию реплики прокурора, то можно увидеть, что прокурор в своем выступлении коснулся спорных тем, дав на них вполне исчерпывающий ответ, то есть обратился к присяжным с речью, в которой разъяснил собственную позицию по затронутым аспектам. Но сам факт полемики по этим темам прокурором ни в коей мере не воспринимался как нарушение процессуального закона судом¹², которое он обнаружил после некоторого раздумья (20 дней подготовки представления) и детальнейшего анализа текста протокола.

Более того, самим председательствующим во время реплик прерывались выступления адвоката, касавшихся выпадов защитника в адрес экспертиз и экспертов с разъяснениями о том, что все исследованные в суде доказательства признаны допустимыми. Далее, суд, уже прервав выступление с репликой другого адвоката, высказался и по поводу судебных экспертиз. В отсутствие указания на то, когда суд должен давать разъяснения присяжным о том, чтобы они не учитывали некоторые обстоятельства, которых коснулась сторона в прениях, судья очевидным образом исполнил – излишне, как мы полагаем – свою обязанность по даче таких разъяснений присяжным. Это исполнение обязанности было даже более эффективным для стороны обвинения, так как совершенно смазало впечатление от выступления адвокатов.

Очевидно, что на фоне выисканного прокурором нарушения процессуального законодательства явный обвинительный уклон суда, основанный на подкрепленной устоявшейся практикой антиконституционной интерпретации норм УПК РФ, не то чтобы помог избежать воздействия на присяжных в сторону защиты, но совершенно обратным образом должен был определяющим образом повлиять на них в сторону обвинения. Несмотря на это, присяжные вынесли оправдательный вердикт. И прокурор берет на вооружение свои оперативные возможности¹³ и с карандашом в руках начинает искать нарушения у защиты. Такое поведение прокурора соединенное с тем фактом, что им не заявлялись возражения на действия председательствующего приводит нас к выводу, что эти нарушения стали для прокурора существенными только после
того, как он услышал содержание вердикта присяжных.

Есть еще один немаловажный аспект. Исполнение обязанностей, предусмотренных для суда ч.3 ст. 336 УПК РФ, не носит абстрактного характера, не поддающегося внятному объяснению, для чего такие разъяснения даются. Эти разъяснения, коль скоро они увязываются государственным обвинением с ч.2 ст. 385 УПК РФ, даются не для воспитания адвокатов, но для соблюдения принципов состязательности и равноправия сторон. Поэтому отыскание влияния на содержание вопросов и ответов (даже и возможности такого влияния) должно строиться не на констатации формального нарушения положений ч.3 ст.336 УПК РФ, но исследования, привели ли эти нарушения к нарушению принципа состязательности и равноправия? Этого исследования ни государственным обвинением, ни судом кассационной инстанции не было сделано. И не делается в аналогичных случаях никогда.

Таким образом, Заявитель жалобы считает, что сложившаяся у правоприменителя понимание и суда практика применения норм ч. 2,3 ст. 336 и ч. 3 ст. 385 УПК РФ, базирующиеся на специфическом толковании судом этих норм, выявляет неконституционность этих норм УПК РФ в силу нарушения ими конституционных принципов равенства всех перед законом и судом (ч.1, ст. 19 Конституции РФ) и принцип судопроизводства осуществляемого на основе состязательности и равноправия сторон (ч.3 ст. 123 Конституции РФ).

Такое своеобразное толкование этих, взаимообуславливающих в понимании суда, норм права приводит к тому, что любые в принципе нарушения уголовно-процессуальных норм могут образовать собою возможность влияния на ответ присяжных и являться основанием отмены оправдательного приговора, вынесенного на основании оправдательного же вердикта, что, на взгляд Заявителя, лишает смысла само существование нормы ч. 3 ст. 385 УПК РФ, устанавливающей лишь исключительные условия возможности отмены оправдательного приговора, вынесенного на основании оправдательного вердикта присяжных, претит существующим принципам уголовного судопроизводства, закрепленных рядом международных документов¹⁴ и внутренним уголовным законодательством, Конституции РФ.

3. Вопрос о лишении Заявителя права на защиту на стадиях предварительного следствия, где органы следствия фактически сами выбирали себе сторону защиты, пользуясь несовершенством и неурегулированностью российской версии процедуры выбора защитника по назначению. Вопрос о правовой ситуации, позволяющей следствию менять ранее назначенных следствием защитников произвольно, без соблюдения процедур замены защитника, чем институт назначения защитника сведен к процедуре присутствия дежурного адвоката (каждый раз разного) при проведении следственного действия.

В силу п.5) ч.1 ст.51 Уголовно-процессуального кодекса РФ участие в уголовном судопроизводстве защитника является обязательным, если лицо обвиняется в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок свыше 15 лет.

Обязательное участие защитника по уголовному делу, возбужденному в отношении Заявителя, следствием признавалась. Заявителю в ходе предварительного расследования назначались защитники или направлялись просьбы о предоставлении т.н. «дежурных» адвокатов (да еще и с гарантией оплаты, о которой говорится, например, в письме следователя от 23 июня 2005г. — № 10 перечня приложений).

Назначение защитника (адвоката) в рамках предварительного следствия проводится правоохранительными органами по правилам п.3, 4 ст.50 Уголовно-процессуального Кодекса РФ.

Большинство процессуальных документов были составлены с участием защитников, назначенных следствием.

Считаю неконституционным порядок назначения защитника, сложившийся в связи с реализацией данной нормы правоприменителем. По мнению заявителя, применение указанной нормы подрывает принцип равенства всех перед законом и судом, принцип осуществления правосудия в Российской Федерации только судом, принцип разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную и самостоятельность органов законодательной, исполнительной и судебной власти, принцип независимости суда, право на справедливое судебное разбирательство, принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон, гарантированные Конституцией РФ и Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция»).

Качество оказываемой юридической помощи подсудимым на стадии предварительного следствия судом не проверяется: достаточно факта формального присутствия защитника.

Статья 50 УПК РФ и вообще уголовно-процессуальное законодательство РФ, предусмотрев возможность назначения защитника в частности дознавателем, следователем, прокурором или судом не регламентируют и не конкретизируют порядок назначения, что, в свою очередь, представляется весьма существенным. На этой почве возникают действия органов дознания, предварительного следствия, прокурора или суда, нарушающие конституционные права человека и гражданина.

Хотя законодательством, ст. 31 ФЗ РФ от 31 мая 2002г. №63 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», к числу полномочий Совета адвокатской палаты субъекта РФ отнесено определение порядка оказания юридической помощи адвокатами по назначению органов дознания, предварительного следствия, прокурора или суда и контроль за его исполнением, эта норма никак не ограничивает возможности следователя «назначить» защитника по своему собственному усмотрению. К примеру, Протокол заседания совета адвокатской палаты Республики Татарстан от 3 декабря 2002 года зафиксировал порядок участия адвокатов адвокатской палаты Республики Татарстан, предусматривающий составление графиков дежурств адвокатов по усмотрению заведующих юридических консультации районов города (напр. Казань) на самого адвоката районной юридической консультации (напр. Спасский район), либо иначе. Затем, графики дежурств предоставляются в частности и в правоохранительные органы. Сотрудники последних могут с легкостью подстроить проведения какого-либо процессуального действия под день дежурства удобного для них адвоката. Более того, внутренним решением Совета адвокатской палаты субъекта РФ может быть напрямую предусмотрена возможность органа дознания, предварительного следствия, прокурора или суда по своему усмотрению назначать обвиняемому (подозреваемому) защитника.

То есть, в нынешних условиях, когда не существует законодательно выработанного порядка назначения адвокатов через коллегии адвокатов субъекта РФ или иного, основанного на случайном, беспристрастном выборе адвоката порядка, создается почва для «прикрепления» к следователям конкретных адвокатов, деятельность которых выражается не столько стремлением оказать грамотную и профессиональную юридическую помощь (в чем и состоит суть адвокатской деятельности согласно ст. 1 ФЗ РФ от 31 мая 2002г. №63 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»), сколько пассивной защитой, направленной на «закрепление» признательных показаний подозреваемого (обвиняемого) либо возможностью «решать любые вопросы со следователем» за счет клиента. Такое положение вещей, такого рода «сотрудничество» органов оперативно-розыскной деятельности и отдельных адвокатов ставит под сомнение реализацию гарантированного п. 1 ст. 48 Конституции РФ права каждого на получение квалифицированной юридической помощи.

Законодательно определено, что связь меду адвокатом его клиентом гражданско-правовой природы, основана на договоре оказания юридических услуг.

Для Заявителя, очевидно, что существующая практика применения статьи 50 УПК РФ в части назначения защитника обвиняемому (подозреваемому) органами дознания, предварительного следствия, прокурора или суда входит в противоречие с областью гражданских правоотношений, а именно заключения договора об оказания юридических услуг.

Договор оказания юридических услуг является смешанным гражданско-правовым договором возмездного оказания услуг и поручения. Гражданско-правовым договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей (ст. 420 ГК РФ). Гражданское законодательство основывается, в частности, на признании равенства участников регулируемых им отношений, свободы договора, недопустимости вмешательства кого-либо в частные дела¹⁵ (…). Граждане и юридические лица свободны в заключении договора, понуждение к заключению договора не допускается.

За обвиняемым (подозреваемым) всегда остается право отказаться от назначенного защитника, что следует из п. 4 ст. 50 УПК и при этом следственные действия могут быть произведены без участия защитника. Однако ч.1 ст. 51 УПК предусмотрен ряд случаев обязательного участия защитника в уголовном судопроизводстве. Отсюда, в случае, когда участие защитника обязательно, следует возможность обвиняемого (подозреваемого) на бесконечное число отказов как мотивированных, так и немотивированных от назначаемого защитника, поскольку иное не установлено законом, что затягивает судопроизводство и подрывает право каждого на справедливое судебное разбирательство дела в разумный строк¹⁶

В ином случае, когда защитник назначается органом дознания, предварительного следствия, прокурором или судом подозреваемому (обвиняемому), а последний соглашается с назначенным защитником, в ряде случаев, можно говорить о завуалированном понуждении к договору. Ведь тем самым органы дознания, предварительного расследования, прокурор или суд создают гражданско-правовую связь между адвокатом и обвиняемым (подозреваемым)¹⁷. Следует иметь в виду, что подозреваемый (обвиняемый), находясь в сложной жизненной ситуации, не всегда способен принимать разумные решения в выборе защитника, полагаясь целиком и полностью, например, на следователя. Здесь проблему можно и нужно воспринимать не только как правовую, но и морально-этическую.

Как уже отмечалось, имело место нарушение права Заявителя пользоваться помощью защитника путем постоянной смены назначаемых следствием защитников (нарушение ч.7 ст.49 УПК РФ).

В общей сложности число назначенных следствием защитников «для защиты прав и интересов» обвиняемых за время предварительного расследования по данному уголовному делу составило:

для Заявителя (Шайхутдинова Ф.А.) – 6 (шесть) защитников.

1. адвокат Пугачева С.В.¹⁸ осуществляла защиту при: 1. допросе подозреваемого Шайхутдинова Ф.А. (л.д. 13-15, т.3), 2. избрании меры пресечения в виде заключения под стражу подозреваемого Шайхутдинова Ф.А. в суде (л.д. 26, т.3), 3. допросе обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. (л.д. 59-60, т.3).

   
   

2. адвокат Чернобровкин О.А.¹⁹ осуществлял защиту при: 1. привлечении Шайхутдинова Ф.А. в качестве обвиняемого (л.д. 41-44, т.4), 2. допросе обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. (л.д. 45-48 т.4).

   
   

3. адвокат Савельев В.К.²⁰ осуществлял защиту при предъявлении лица (Шайхутдинова Ф.А.) для опознания (л.д.51-62, т.4).

   
   

4. адвокат Сукомел З.К.²¹ осуществляла защиту при: 1. ознакомлении обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. с постановлениями о назначении взрывотехнических экспертиз (л.д. 5,6, т.5.), 2. ознакомлении обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. с заключениями эксперта № 42 и № 129 (л.д. 7,8, т.5) .

   
   

5. адвокат Гатауллин Н.Г.²² осуществлял защиту при: 1. ознакомлении обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. с постановлением о назначении судебных экспертиз (л.д. 20-21, т.5), 2. ознакомлении обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. с заключениями эксперта №№ 2118/07, 2119/07, 83. (л.д. 127-132, т.5).

   
   

6. адвокат Марфина Л.В.²³ осуществляла защиту при: 1. ознакомлении обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. с постановлениями о назначении судебных экспертиз (л.д.25, т.5) 2. при ознакомлении обвиняемого Шайхутдинова Ф.А. с заключениями экспертиз (л.д. 152-153, т.5).

   
   

Ряд документов, копий из уголовного дела (ордера, протоколы следственных действий, заявок следователя на предоставление дежурных адвокатов), доказывающих факты противозаконной практики привлечения дежурных адвокатов и их смены, а также отсутствие следов реальной защиты со стороны дежурных адвокатов (ни один из вышеназванных адвокатов не сделал ни одного замечания ни
на одном из следственных действий, на котором им довелось присутствовать) мною к настоящему обращению приложены.

В ч.7 ст. 49 УПК РФ говорится, что адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты подозреваемого, обвиняемого.

Комментарий Уголовно-процессуального Кодекса РФ (отв. ред. Д.Н. Козак, Е.Б. Мизулина)²⁴, написанный учеными и специалистами, которые непосредственно участвовали в подготовке и способствовали принятию УПК РФ, дает следующее пояснение к этой статье: «Ч. 7 данной статьи содержит запрет на отказ адвоката от принятой на себя защиты. Моментом принятия защиты считается подписание адвокатом соглашения с клиентом о том, что он обязуется защищать интересы последнего, а при ведении защиты по назначению — получение ордера юридической консультации или иного профессионального объединения адвокатов, обязывающего вести защиту по данному УД. Следует иметь в виду, что адвокат может отказаться от защиты вследствие тяжелого длительного заболевания, удостоверенного врачом. С согласия или по просьбе клиента адвокат может при наличии уважительных причин перепоручить ведение защиты другому адвокату с соблюдением всех необходимых формальностей (заключение нового соглашения, получение ордера)».

Получение адвокатом ордера юридической консультации обязывает его вести защиту подозреваемого (или обвиняемого) в процессе конкретного уголовного дела (на всех его стадиях), а не защиту в процессе проведения отдельного следственного действия или иного процессуального действия. Невозможно адвокату выработать какую-то определенную линию защиты подозреваемого (или обвиняемого) если он назначается следствием лишь для участия в проведении отдельно взятого (в отрыве от всех иных процессуальных действий) следственного действия, что в принципе лишает подозреваемого (обвиняемого) эффективной защиты со стороны назначенного адвоката.

Но наличие таких фрагментов участия каждый раз разных адвокатов в защите подозреваемого (обвиняемого) очень удобно для органов предварительного следствия. Назначая для проведения конкретного следственного действия «удобного» для органов предварительного следствия адвоката, они могут добиться какого-то желаемого результата от следственного действия.

Кроме того, наличие множества адвокатов дает возможность следствию манипулировать материалами дела: включению в уголовное дело нужных показаний и исключению из него ненужных никак не может воспрепятствовать адвокат по назначению, не связанный с дальнейшей судьбой дела, не знающий дела целиком.

Исходя из смысла указанной нормы ст. 49 УПК РФ адвокат, раз принявший на себя защиту подозреваемого (обвиняемого), уже не вправе отказаться от нее и должен осуществлять ее на протяжении всего уголовного судопроизводства по конкретному уголовному делу. Исключением могут являться тяжкое длительное заболевание (удостоверенное врачом) адвоката, принявшего на себя защиту подозреваемого (обвиняемого), либо просьба или согласие подозреваемого (обвиняемого) на перепоручение ведения защиты другому адвокату

Здесь, когда следствие не считает себя связанным обязательными требованиями процессуального закона (ч.ч. 3 и 4 ст. 50 УПК РФ), следователь также нарушает и ст.52 УПК РФ (отказ от конкретного защитника). Следователь только своим произволом прекращает гражданско-правовые отношения между подозреваемым и назначенным ранее адвокатом – что, во-первых, не предусмотрено нормами УПК РФ, а во-вторых, прямо противоречит императивной норме ч.2 ст. 430 ГК РФ (о договоре в пользу третьего лица, трете лицо здесь – подозреваемый, должник – назначенный адвокат)²⁵.

Таким образом, существующая интерпретация норм УПК РФ, произведенная в случаях назначения защитника делает неконституционными все нормы УПК РФ (с 49 по 52), как противоречащие статье 46 и 48 Конституции и статье 6 Конвенции.

4. Вопрос о допросе представителей потерпевшего-юридического лица как если бы они были очевидцами и как если бы правдивость их показаний обеспечивалась бы уголовно-правовой нормой (хотя они не являются субъектами соответствующих составов).

Заявитель считает неконституционными п.3 ст. 45 УПК РФ и находящимися с ней в нормативной связи ст.ст. 42, 277 УПК РФ в том понимании, которое им придает судебная практика. Такое понимание нарушает гарантированное Конституцией право на судопроизводство, осуществляемое на основе состязательности и равноправии сторон (п. 3 ст. 123 Конституции РФ).

Специфическое понимание судебной практикой ст. 45 УПК РФ и находящимися с ней в нормативной связи ст. ст. 42, 277, 240 УПК РФ, ст. ст. 307-308 УК РФ заключается в следующем: поскольку из п. 3 ст. 45 УПК РФ вытекает, что законные представители и представители потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя имеют те же процессуальные права, что и представляемые ими лица, постольку, в частности к представителю потерпевшего применяются правила норм ст. ст. 42, 277, 240 УПК и ст. ст. 307-308 УК РФ.

Заявитель считает такой подход неправильным и необоснованным. Такое понимание и применение вышеуказанных норм законов ведет к извращению:

1. принципа законности
   

2. общих условий судебного разбирательства

   
   

и, как результат, нарушению гарантированного Конституцией права на судопроизводство, осуществляемое на основе состязательности и равноправия сторон (п. 3 ст. 123 Конституции РФ).

Из п. 3. ст. 45 УПК РФ прямо не вытекает, что, в частности, представитель потерпевшего обременен теми же процессуальными обязанности, что и потерпевший. Напротив, из нормы следует, что представитель потерпевшего обладает только лишь правом давать показания, а обязанность давать такие показания у него отсутствует, и поэтому он не может быть подвергнут приводу, не может нести ответственность за отказ от дачи показаний или за дачу заведомо ложных показаний. Нормами материального права, уголовным законом – ст.ст. 307-308 УК РФ (ответственность за дачу заведомо ложных показании и ответственность за отказ от дачи показаний соответственно) – вовсе не установлена ответственность представителя потерпевшего, которую несет в свою очередь потерпевший, что выводится из п.7 ст. 42 УПК РФ. Уголовным Кодексом РФ четко очерчен круг субъектов составов преступлений, предусмотренных статьями 307 и 308 – это потерпевший, свидетель, эксперт, переводчик. Расширительному толкованию нормы УК РФ не подлежат.

Не отвечает это обстоятельство задаче справедливого судебного разбирательства, гарантированного статьей 6 Конвенции: были допрошены лица, которые не являлись очевидцами, но только лишь представителями юридических лиц, признанных потерпевшими. Этот допрос создал у присяжных ощущение обоснованности и доказательности обвинения. Но эти лица – несмотря на их предупреждение об обратном — не подлежат даже уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, так как в соответствии со ст. 307 Уголовного Кодекса Российской Федерации ответственность за дачу ложных показаний несут потерпевшие, а не их представители.

Мною все вышеуказанные обстоятельства (неконституционности) расценивались как факты нарушения государством Конвенции о защите прав человека и основных свобод, поэтому я составил и направил жалобу и в Европейский суд по правам человека (далее — ЕСПЧ). Указанной жалобе был присвоен N 34733/06 (Shaykhutdinov versus Russia)²⁶. Поскольку в тексте указанной жалобы более подробно изложены обстоятельства дела и правовая позиция Заявителя, постольку прошу ее текст считать частью настоящего обращения.

На основании вышеизложенного и части 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации, п. 3) ст.3, п.2) ст. 100 Федерального конституционного закона от 21.07. 94. № 1-ФКЗ «О Конституционном суде Российской Федерации»

ПРОШУ:

Признать положения 42, 45, 49, 50, 51, 52, 277, 336, 328, 377, 381, 385 Уголовного процессуального кодекса Российской Федерации неконституционными в той мере, в какой они позволяют:

— стороне обвинения, имея фактический доступ к персональным данным присяжных заседателей, которого законом не предоставлено стороне защиты, представлять полученные сведения о присяжных в судах, а судам не проверять законность получения стороной обвинения информации о присяжных;

— расширительно толковать статью 385 УПК РФ, лишая сторону защиты права законной критики содержания доказательств, представленных стороной обвинения, и создавая не оговоренные в названной статье случаи, когда была бы возможной отмена оправдательного приговора;

— лишать Заявителя права на защиту, в том числе и права и на отказ и выбор в случаях обязательного участия защитника, предоставляя органам обвинения возможность самостоятельного выбора защитника и немотивированного отказа от него;

— осуществлять допрос представителей потерпевшего-юридического лица как если бы он был очевидцем и как если бы правдивость его показаний обеспечивалась бы уголовно-правовой нормой.

Приложение:

1. Доверенность Представителя (оригинал +2 экз. в копии).

2. Квитанция об оплате пошлины (оригинал + 2 экз. в копии).

3. Копия приговора Верховного суда РТ от 30 сентября 2005 года по делу №2-70/2005 (3 экз.).

4. Копия приговора Верховного суда РТ от 12 мая 2006 года по делу №2-27/2006 (3 экз.).

5. Копия кассационного определения Верховного Суда РФ от 17 января 2006 года по делу №11-005-100сп. (3 экз.).

6. Тексты оспариваемых статей УПК РФ (3 экз.).

7. Копии настоящей жалобы (2 экз.).

8. Копия жалобы № N 34733/06 «Shaykhutdinov v. Russia»(3 экз.).

9. Копия Ответа ЕСПЧ от 9 ноября 2006г. (3 экз.).

10. Копия запроса следователя о предоставлении дежурного адвоката для выполнения требований по ст. 217 УПК РФ от 23 июня 2005г. (3 экз.).

11. Копия запроса следователя о предоставлении дежурного адвоката от 16 июня 2005г. на предъявление окончательного обвинения (3 экз.).

12. Копия запроса следователя о предоставлении дежурного адвоката от 16 июня 2005г. для ознакомления с результатами экспертиз (3 экз.).

13. Копия протокола ознакомления с заключением эксперта № 83 от 16 мая 2005г. (адвокат Гатауллин Н.Г.) – 3 экз.

14. Копия протокола ознакомления с заключением эксперта № 2118/07 от 16 мая 2005г. (адвокат Гатауллин Н.Г.) – 3 экз.

15. Копия протокола ознакомления с заключением эксперта № 2119/07 от 16 мая 2005г. (адвокат Гатауллин Н.Г.) – 3 экз.

16. Копия протокола ознакомления с заключением эксперта № 42 от 4 мая 2005г. (адвокат Сукомел З.К.) – 3 экз.

17. Копия протокола ознакомления с постановлениями о назначении экспертиз от 21 июня 2005г. (адвокат Марфина Л.В.) – 3 экз.

18. Копия протокола ознакомления с постановлениями о назначении экспертиз от 16 мая 2005г. (адвокат Гатауллин Н.Г.) – 3 экз.

19. Копия протокола ознакомления с заключением эксперта № 129 от 4 мая 2005г. (адвокат Сукомел З.К.) – 3 экз.

20. Копия ордера адвоката Марфиной Л.В. – 3 экз.

21. Копия ордера адвоката Савельева В.К. – 3 экз.

22. Копия ордера адвоката Сукомел З.К. – 3 экз.

23. Копия ордера адвоката Гатауллина Н.Г. – 3 экз.

24. Копия адвокатского удостоверения представителя Заявителя – 3 экз.

25. Копия Дополнительного кассационного представления обвинения от 20 октября 2005г.

Представитель Заявителя

27 ноября 2006г.

1 «…Оправдательный приговор, постановленный на основании оправдательного вердикта присяжных заседателей, может бытьотменен по представлению прокурора либо жалобе потерпевшего или его представителя лишь при наличии таких нарушений уголовно-процессуального закона, которые ограничили право прокурора, потерпевшего или его представителя на представление доказательств либо повлияли на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них…»

2 см. ч.7, ст. 343 УПК РФ.

3
В кассационном определении суда указано, что найденные нарушения «могли повлиять».

4 «…Основаниями отмены или изменения судебного решения судом кассационной инстанции являются такие нарушения уголовно-процессуального закона, которые путем лишения или ограничения гарантированных настоящим Кодексом прав участников уголовного судопроизводства, несоблюдения процедуры судопроизводства или иным путем повлияли или могли повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора…».

5
«…разъясняет присяжным… положение о толковании неустраненных сомнений в пользу подсудимого…»

6 «…Стороны не вправе ссылаться в обоснование своей позиции на доказательства, которые в установленномпорядке признаны недопустимыми или не исследовались в судебном заседании. Судья прерывает такие выступления и разъясняет присяжным заседателям, что они не должны учитывать данные обстоятельства при вынесении вердикта…»

7
при условии, конечно, если такое поведение не нарушает другие нормы, но суд их не нашел, эти другие нормы, поэтому и мы здесь не будем их касаться.

8 «1. Доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном настоящим Кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела…»

9 Ч.3 ст.336 УПК РФ.

10 В порядке ч.3 ст.243 УПК РФ

11 Речь идет о присяжных заседателях.

12 Иначе он был бы просто обязан заявить возражения на действия (бездействия в данном случае) председательствующего.

13 Детальнейшие исследование персональных данных кандидатов в присяжные, присяжного, их родственников.

14 см. пп. с), п. 1, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.); п. 1, ст. 14 Международном пакте о гражданских и политических правах (Нью-Йорк, 19 декабря 1966 г.).

15 См. п. 1, ст. 1. Гражданского Кодекса Российской Федерации. Частьпервая от 30 ноября 1994 года № 51-ФЗ.

16 см. п. 1, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод(Рим, 4 ноября 1950 г.).

17 Формально имеет место заключение договора в пользу третьего лица — ст.430 ГК РФ.

18 Ордер находится на л.д.12, т.3. материалов уголовного дела.

19 Ордер находится на л.д.40,т.4. материалов уголовного дела.

20 Ордер находится на л.д.50,т.4. материалов уголовного дела.

21 Ордер находится на л.д.4, т.5. материалов уголовного дела

22 Ордер находится на л.д.19, т.5. материалов уголовного дела

23 Ордер находится на л.д.24, т.5. материалов уголовного дела

24 Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации/Отв. ред. Д.Н. Козак, Е.Б. Мизулина. — 2-е изд., перераб. и доп. — Юристъ, 2004 г

25 «Если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или договором, с момента выражения третьим лицом должнику намерения воспользоваться своим правом по договору стороны не могут расторгать или изменять заключенный ими договор без согласия третьего лица…»

26 Копия сообщения ЕСПЧ от 9 ноября 2006г. приложена.